Давным-давно в волшебной стране Эквестрии...


...Наступила эра, когда идеалы дружбы уступили место зависти, эгоизму, паранойе и жадному разделу территории и природных ресурсов. Страны подняли оружие против своих соседей. Конец света настал примерно так, как мы его себе и представляли — мир оказался ввергнут в бездну магического пламени и тёмного волшебства. Подробности никому не интересны, причины, как и всегда, лишь в нас самих. Мир был едва не очищен от жизни. Великая чистка — искра магии, выбитая копытом пони, быстро вырвалась из-под контроля. Дождь пламени мегазаклинаний хлынул с небес. Целые земли, объятые огнём, бились в агонии, погружаясь на дно вскипевших океанов. Пони были почти стёрты с лица земли как вид. Их души стали частью радиационного фона, окутавшего землю своим покрывалом. На земле воцарились тьма и тишина...


Но это был не конец света, как предсказывали некоторые. На самом деле апокалипсис стал всего лишь прологом к очередной кровавой странице истории пони. В первые дни тысячи спаслись от ужасов армагеддона, укрывшись в гигантских подземных убежищах, также известных как «Стойла». Но когда они вышли наружу, их встретил лишь выжженный ад пустошей. Всех, кроме жителей Стойла Два. Ибо в тот день, когда небо пролилось магическим огненным дождём, огромная стальная дверь Стойла Два закрылась, и больше не открывалась никогда.

Пустошь! Первые несколько секунд снаружи показались мне разрывающей сердце вечностью, заставляющей копыта дрожать от страха! История оказалась верна! Всё снаружи было огромной чёрной пустошью! Она окружала меня, удушая. Если бы я могла дышать, я бы закричала.


Только потом мои глаза несколько приспособились к темноте, и я немного успокоилась. По телу разлилось ощущение слабости и собственной глупости. Я ещё никогда прежде не видела ночь, настоящую ночь. Конечно, я всегда выключала свет, ложась спать, но то был маленький кусочек темноты, заключённый в стенах моей небольшой комнатки. И всегда оставалась узкая полоска света из-под двери — огни в коридорах Стойла Два горели вечно.


Но здесь всё было по-другому. Прохладный воздух, столь отличавшийся от того, в Стойле, щекотал мою шёрстку, приятно холодя кожу. Здесь пахло сыростью и гнилью, пылью и отчуждением. Я могла слышать стрекотание ночных насекомых, скрип сухостоя на ветру и какое-то отдалённое хлюпанье... но больше всего меня поразило то, что больше не было слышно постоянного низкого гула генераторов и вездесущего тонкого жужжания ламп. Я настолько к ним привыкла, что сначала мне всё казалось тишиной.

Дневной свет.

Я никогда прежде не видела солнца. Строго говоря, не видела и сейчас, но его мощный свет, даже рассеиваемый мрачной толщей облачного покрова, всё же был ярче и теплее того, что давали гудящие лампы Стойла Два. Даже воздух казался каким-то нездоровым в этом свете. Однако было светло, я видела частицы пыли и пепел, кружащие по комнате (я сомневалась, что дышать этим было вообще безопасно), и впервые осознала обширность внешнего мира.

Мне захотелось спрятаться под окном.

Набираясь решимости выйти в очень, очень большой мир снаружи, я занялась взломом запертого ящика, обнаруженного прошлой ночью. Я сломала две заколки, но оно того стоило! Внутри было самое прекрасное платье, которое я когда-либо видела! Эти швы, складки ткани, цвета — элегантные и роскошные — к тому же ткань была лёгкой и даже не проседала! Это была мечта! К сожалению, мечта другой, более высокой пони.

Радость и разочарование смешались во мне поровну. Пусть я не могла надеть его (по крайней мере, без основательной перекройки), это была самая красивая и яркая вещь из всех, что я видела с тех пор, как покинула Стойло. Аккуратно сложив, я убрала его в седельную сумку.

Тупица!


Разряд молнии пронёсся мимо, разнося вдребезги старые часы на стене офиса, в котором я пряталась. В «Копытоводстве по выживанию в Пустоши» было полно всевозможных полезных советов. Рекомендации по собирательству, целая глава, посвящённая минам, и многое, многое другое! А ещё там были не очень полезные советы. После того, как я прочитала главу о том, “Как заставить довоенные технологии земных пони работать на Вас”, первой же мыслью было заглянуть в развалины оружейного завода «Огненные Подковы», мимо которого я проходила, и поискать какие-нибудь технологии, которые получится приспособить под свои нужды.


Вместо этого я очутилась в лабиринте, заполненном пони-роботами и автоматическими турелями, и убегала от них до тех пор, пока не оказалась загнанной в угол в офисе под потолком заводского цеха. И практически без патронов. Если бы я не нашла ту аптечку в туалете для персонала, я бы уже погибла, пытаясь пробраться через второй этаж.

Жива!


Я всё ещё жива!!!


Придя в сознание, я обнаружила себя на матрасе с заботливо подоткнутым одеялом. За три дня вне Стойла Два я ещё не чувствовала себя так комфортно и бодро. По крайней мере, я думала, что прошло три дня; кто знает, сколько я здесь провалялась. Привычно подняв ногу, чтоб посмотреть дату на ПипБаке, я нечаянно сбросила одеяло, незамедлительно соскользнувшее на пол.

“Привет!


Меня зовут Скуталу. Наверное, вы помните меня (я ведь довольно известна) по моим шикарным выступлениям, например, на прошлогоднем Галоп-Коне. Или узнали во мне основательницу «Алого Скакуна».


…


Конечно, теперь уже без разницы. То, что вы слушаете эту запись, означает, что Протоколы Угрозы Категории Омега были активированы и вам... вам пред... да какого сена!!!


Извиняюсь.


Ну, ладно... на данный момент я обращаюсь к вам как вице-президент Стойл-Тек. Вы назначены Смотрительницей (Смотрителем, если вы в Двадцать Четвёртом) Стойла корпорации Стойл-Тек, призванного обеспечить выживание населения. Вас выбрали за преданность и чувство долга перед окружающими пони. И пусть головной офис Стойл-Тек, возможно... да и скорее всего, уже лежит в руинах, идеалы компании остаются незыблемы.


Это Стойло является частью крайне важного социального проекта. Первая задача убежища — этого и прочих — сохранить жизни пони, что в нём оказались. Более того, перед вами стоит цель более значимая, чем спасение отдельных пони. Мы в Стойл-Тек осознаём, что нет смысла спасать кого-либо сейчас, чтобы истребить друг друга после. Надо понять, в чём заключались наши ошибки, найти лучшие решения. И воплотить их в жизнь сразу же, как только откроются двери Стойл.


…И как-то выжить в том, до чего наши лидеры умудрились довести Эквестрию...


…Проклятье! Н-надеюсь, не дойдёт до того, что кому-то п-придётся это слушать. Неужели всё напрасно? Неужели они и вправду нас всех уничтожат?..


…Извините. Опять я читаю не по сценарию. На чём мы остановились? А, да. Короче говоря, Стойл-Тек должна обеспечить грядущим поколениям более... более устойчивое общество.


В сейфе кабинета для вас подготовлен пакет с особыми указаниями и списком задач, где подробно расписан ряд характерных изменений, определяющих роль конкретно вашего Стойла в проекте. Если вдруг однажды исполнение этой роли явным образом поставит под угрозу жизни и здоровье ваших... всех ваших подопечных пони в целом, вам немедленно следует прекратить участие в проекте и принять все меры, необходимые для благополучного разрешения сложившегося положения. В остальном — строго придерживайтесь директив и регулярно докладывайте Стойл-Тек о результатах согласно персонализированному протоколу, который вам предстоит вскрыть.


Спасибо тебе. Мы лично и вся Эквестрия в долгу перед тобой....


И да смилостивится над нами всевышняя пони.”

Она!

Она была всё так же прекрасна, как тогда, когда я увидела её в первый раз. Это случилось на вечеринке, посвящённой дню рождения дочери Смотрительницы. Вельвет Ремеди посетила праздник, чтобы исполнить свою великолепную перепевку поздравительной песни "С днем рожденья тебя". Я страшно завидовала той кобылке ещё несколько недель после этого.

Вообще-то, она была ещё прекрасней, чем когда в последний раз я видела её. Когда последовала за ней в эти Пустоши. И увидеть её сейчас, посреди этой свалки ржавого металла, полуистлевшего дерева, кроваво-гнойных луж, и услышать её песню, столь чистую и волшебную, посреди этой клоаки отбросов было просто потрясающе.

Моё сердце трепетало, как бабочка, пойманная в банку. Часть меня стремилась кинуться к ней. Другая же часть, маленькая, но настойчивая, хотела гневаться на Вельвет, винить её в том, что она втянула меня в это; и не важно было, что единственной, заставившей меня покинуть Стойло, была я сама.

Я бросила взгляд на патрулировавших охранников. Хотя пока они и не смотрели в мою сторону, но в любой момент могли меня засечь. Я не могла идти к ней, как бы ни требовало этого сердце. Вместо этого я тихо отступила назад, туда, откуда пришла.

Появилась ещё одна заминка в плане. Теперь спасение Вельвет стало превыше всего. Нет, конечно же мне было не наплевать на остальных пони в клетках. Просто у меня появились некие... личные мотивы. Внутренне я представляла, как же рада будет она меня видеть.

В то мгновенье, когда я вышла, я поняла, что вляпалась. Несколько работорговцев с привязанными к сёдлам фонарями стояли рядом с трупом этого ублюдочного огнемётчика, которого я завалила. Мои последние действия не остались незамеченными. Четверо пони, облачённые в лёгкую броню, развернулись и поскакали к центральному амбару. Я вжалась в стену. Вот-вот должна была подняться тревога!

Кровь.


Она омывала мои копыта, плескалась о мои ноги, текла рекой по улице Мэйн.


Я стояла посреди реки, полной трупов.


— Сколько пони ты убила? — спросил голос Вельвет Ремеди осуждающе. — Сколько времени тебе потребовалось, чтобы стать массовой убийцей, Литлпип?


— В-вельвет? — Я искала её в грозе. Но вместо этого мои глаза наткнулись лишь на выщербленную пулями стену дома шерифа. Брутальное граффити покрывало её грязными богохульствами. Рейдеры уже здесь побывали: эта отвратительная работа — их копыт дело, садистские извращения выставлялись напоказ для всех. Я видела, как свисающее с потолка внутри здания побритое налысо туловище пони с отрубленными ногами покачнулось на цепях и упало на пол с глухим стуком.


Я попыталась закричать — оно начало ползти ко мне!


Вывернутое тело на стене с влажным треском оторвалось, обдирая кожу, оголяя рёбра и гниющие внутренности, и, разбрызгав воду, рухнуло передо мною.


Я попыталась отойти, но копыта увязли в илистой улице! Багровая сукровица в воде обволокла ПипБак и просочилась в шерсть на ногах.


— Каламити! Вельвет? Помогите! — завопила я, но голос стал беззвучным.


Бездействуя, спрайт-бот безмолвно наблюдал, как нижняя половина туловища раба присоединилась к ползущим ко мне зловещим вещам; длинная верёвка кишечника тянулась позади.

Облака.

Когда я первый раз вышла наружу, в этот новый мир, он был невозможно велик, небо — ужасающе высоко. Теперь постоянные облака — движущиеся, кипящие, темнеющие от дождя — были лишь очередным потолком. Серым, как тот, что был в технических помещениях Стойла. Только изредка, как тогда, в первую ночь, небольшие просветы открывались в облачном покрове, как зияющие раны, которые со временем затянутся. Дразнящие проблески светлой, чудесной синевы, весёлой и спокойной, искушали и мучили тех, кто жил внизу во мраке.

— Литлпип, — спросила Вельвет, её мысли были недалеки от моих, — не кажется ли тебе этот воздух снаружи странным? День такой тёплый и яркий, но всё же воздух... болезненный, что ли... Я чувствую, что очень хочу, но при этом не решаюсь быть окутанной им.

— Как будто он ядовит, — согласилась я. Каламити ничего не сказал. Я предположила, что для него воздух был как воздух, и всегда был таким.

Останки пегасьего транспорта, падавшего с неба как дождь, когда Клаудсдейл был уничтожен, были раскиданы по долине на многие километры. Некоторые из небесных колесниц и вагонов продолжали разрушаться вместе со старыми скелетами бедных пони, попавших под мегазаклинание, но чьи тела не были полностью стерты с лица земли.

Фейерверки.

Пинки Белл (нет, Сильвер Белл — мне действительно нужно думать о ней как о Сильвер Белл) назвала это фейерверками. Она берегла его до тех пор, пока коллекция её музея Пинки Пай не была бы завершена. Конечно, если ты собираешься устроить "вечеринку на окончание всех вечеринок", тебе понадобятся фейерверки.

— Это то, о чём я думаю? — проворчал Рейлрайт, уставившись из открытых дверей сарая на странный объект, наполненный пульсирующими, искривляющимися цветами. Снаружи, за его спиной, я могла разглядеть, как Дитзи Ду помогала кобылке залезть в её фургон для доставок. (“Доставляю Абсолютно Всё!” украшало кузов вместе со скоплением кружков, которые, как я предположила, были фирменным знаком пони-гуля.)

Наблюдатель снова вышел на связь. Спрайт-бот бесшумно залетел на ферму глубокой ночью. Наблюдатель продолжал приглядывать за нами. Мой слегка жутковатый страж-незнакомец. Уговорить его связаться с Дитзи Ду на этот раз оказалось заметно проще. Может быть, из-за того, что предостережение Вельвет Ремеди всё ещё было свежо, и я попросила о помощи вежливо, добавив “пожалуйста”. А вероятнее потому, что Наблюдатель обалдел от показанного мною содержимого сарая.

Паническая реакция Наблюдателя на увиденный в сарае объект была неожиданной и пугающей. Совершенно не похожей на сдержанный шок Вельвет Ремеди при встрече с Дитзи Ду. Как только я убедила её, что пегаска-гуль была другом, а не хищным пони-зомби, как те из табуна, который нас гнал за день до этого, Вельвет стала улыбаться и вести себя безукоризненно вежливо. Но она не перестала держаться на расстоянии и поглядывать на гуля со страхом. Наверное, у её внутренней медпони была аллергическая реакция на само существование гулей.